Versão em português 中文版本 日本語版
Polish version La version française Versione italiana
Русская версия English version Deutsch Version

Непризнанный поэт

Кохайте ж, любіте ви, добрі селяне,
Це миле Полісся и мову свою…


Батькiвщина
Згадайте, згадайте минуле, селяне,
Було то давненько – тринадцять, май, літ,
Як рідни оселі свої оставляли,
Свій власний пожиток, та й рушили в світ.
Ішли ми зі смутком в далеку Росію,
Здавалось, навіки свій край залишив...
А наші оселі свічками горіли...
Гармати ревіли – бій страшний кипів.
Думки в нас роїлись: то кара Господня,
Нам тяжкої долі, мабуть, не знести,
Спіткає нас болість, спіткає голодна,
На ланах далеких прийдеться вмерти...
Та ось незабаром назад повернули
На ті пожарища нам рідних хаток,
Де лишень кропива свій лист розвинула
І смутно вітала той на поворот.
Та праця, охота, любов і старання,
Як той переможець, всміхнулися нам,
Ми знов збудувались і маєм убрання,
Худобинку маєм уже по дворах.
Хоч скрутно нам жити, ми все переможем,
Бо любим Полісся та й мову свою.
Ми душу і тіло за край свій положим
Чи в праці... науці...Чи, може, в бою?
Здалека, здалека ми всі повернули,
Хоч там десь далеко ми всі обжились,
Та серце нудьгою чогось огорнуло,
Шептало нам тихо: вертайсь, не барись...
Бач – ждуть тебе з смутком ріднесенькі лани,
Ліса віковічні, зелені гаї...
Бач – тут твої літа дитячі зостали
І все твоє щастя, любов взагалі!..
Кохайте ж, любіте ви, добрі селяне,
Це миле Полісся та й мову свою.
Працюйте, учітесь.. .Ума набирайтесь,
Хай промінь освіти засяє в краю!
28.10.1928 р. Стовпи

***

После тяжких испытаний
После горестных минут,
Пусть угаснет боль страданий
Всех сомнений, нареканий,
Верь, дни счастия придут!
Все забудет твое сердце
И обиды все простит.
Ты с невинностью младенца
В дом чужой откроешь дверцу
В неизведанной истоме задрожишь.
В опустелом глухом доме
Вновь воскреснет; дорогая,
И цветы, любовь и жизнь!

Владимир Китаевский – непризнанный поэт Кобринщины, мой сосед, с которым я никогда не встречалась и не встречусь, так как умер он задолго до моего рождения. Родился 3 июня (по ст. стилю) 1896 года на хуторе возле села Столпы, Кобринского повета (ныне Жабинковский район, Брестской области), в семье унтер-офицера российской армии Игната Ивановича Китаевского и шляхтянки Кескевич Анны Васильевны. Крестили Владимира в церкви соседнего села Вежки.

Дед отца поэта Иван когда-то купил для Игната эти 20 га земли у помещика, рядом с селением Столпы. Там и поселился с семьей, на хуторе. Рядом железная дорога Варшава-Брест-Москва, полустанок. Занимались они земледелием, держали скот, была пасека пчёл. Имели две ветряных мельницы. Сами построили новый большой дом. В семье было два сына - Игнат и Петр.

Мать поэта Анна Кескевич была дочерью писаря из Каменца – Василия Кескевича. Где-то в 16 веке их предок получил шляхетство за военные заслуги в Ливонской войне (Иван Грозный воевал с Речью Посполитой за выход к Балтийскому морю). В дополнение к сословию была пожалована в пожизненное наследование и земля возле Каменца.

В семье поэта было три брата Петр, Федор и Владимир. Первоначальное образование поэт получал дома. Его мама Анна была образованной женщиной. Затем Владимира отдали на учёбу в Брест-Литовскую мужскую гимназию. (Кстати, вместе с ним учился и Дмитрий Фальковский (Левчук), известный поэт Кобринщины и Украины).

Владимир похоже успел закончить учебу в гимназии до начала военных баталий первой мировой на Берестейщине, 1915 год. В этом же году его призвали в действующую армию, в окопы. А семья вынуждена была ехать в беженство, в глубь России. Остановились в Херсоне. Владимир Китаевский имел чин офицера 17-го Финляндского полка. (В действующей армии были и его два брата). Был дважды ранен.

Революцию 17-го принял. Служил в Красной армии. Был серьезно ранен в правую руку и по просьбе его определили на службу в больницу г.Херсона, где была семья, точнее уже одна мать (отец умер от гриппа). Там в Херсоне поэт встретил и свою первую любовь – красавицу Аксинью. (Поэзии этого периода не сохранилось).

Но война заканчивалась. Когда пришло разрешение на возвращение беженцам на родину, мать поэта засобиралась тоже. Продала единственно сохраненную ценность – Золотой крест деда Ивана, полученный в войне с турками. На эти деньги купили лошадь, телегу, зерно – и двинулись в Столпы.

«Вярнулiся на папялiшча i бур'ян:
На ті пожарища нам рідних хаток,
Де лишень кропива свій лист развернула
І смутно вітала той наш поворот…»
(из стих. «Батькiвщина»)

Война испепелила всю усадьбу. Поменялась и власть. Территория была под Польшей. Владимир Китаевский устраивается на работу на железную дорогу. Берет в банке кредит и строит новый дом. Но душа его в Херсоне. Там осталась любимая. И он решает тайно перейти границу и добраться в Херсон. Не получилось. Задержали польские пограничники. Не судили. Вернули домой и приказали каждый день в течение года ходить «на постерунок и мельдувитися».

Пришлось забывать Аксинью. И мысли слезами полились на бумагу:

«Я тут, ти там...
Две тіні бачу;
...Не плач, ізмучена чарівна
Я тоже більше силы маю
I затаю в собі без краю любое мою»
(из стих. «Гукну ще раз»).

Но жизнь идет своим чередом. Приглянулась Владимиру другая красавица – Юлия Мендельчук, из соседнего села Лыщики. Девушка была заручёная, её звали замуж в Америку. Два раза отец Юли Остап возил ее в Гданьский порт. И оба раза она возвращалась. В другой раз уже к Владимиру. Чертовски был красив этот поэт.

Жили вначале в Столпах. А поднакопив, денег и взяв кредит в банке, купили землю и дом в селе Тевли. Владимир продолжал работать на той же железной дороге. И писал стихи долгими зимними вечерами. Уже родилась и дочь Галина. Тут и власти его заприметили. Предложили, а люди избрали его войтом. В Тевельскую гмину. Все ладилось. Но за высказывания на предмет обучения детей на украинском языке был освобожден. И опять пошел работать на железку.

А тут и очередная оккупация – сентябрь 39-го. Новая власть предлагает возглавить с/совет. Народ поддержал. Появилось новое вдохновение, надежды... При поляках Владимир Китаевский печатался во Львове, в журнале «Вікна». Теперь стихи начал отправлять в Минск. Писал и на русском. Подал заявление в Союз писателей БССР.

Но в начале 40-го повсеместно начались «поиски врагов народа». Потянулись обозы с односельчанами в Сибирь. Не по душе это было Владимиру. Молчал. Попросил отставку. Уважили. Направили на месячные учительские курсы. По окончании учебы учительствовал в соседском селе Рымки. Но недолго. Кто-то донес про «войта». И пошло сплошное разочарование. В дополнение простудился.

Умер от воспаления легких в ночь на 1 января 1941 года. (Похоронен на кладбище села Тевли. Могила сохранилась. Ухожена. На надгробье Юлия написала – поэт Владимир Китаевский, не по профессии, а по призванию. Юлия пережила мужа на 52 года, не выходя замуж. Похоронена там же).

Однако вернемся в сороковые. Уже 23 июня 1941 года немцы были в Тевлях. Боясь погромов и пожаров, Юлия закопала в землю рукописи своего мужа. И не даром боялась. При отступлении немцев сгорел их дом и все что в нем было. А стихи сохранились. Не все, но сохранились.

На сегодня почти всё творческое наследие в рукописях поэта Владимира Китаевского находится в литературном музее в Киеве. И стали нашего земляка из Тевлей считать украинским поэтом с Берестейщины. На сегодня его сын Вячеслав, внучки Алина Мидушевская и Светлана Тарасевич готовы исправить несправедливость. Но эти газетные страницы не в состоянии вместить всё литературное наследие талантливого самородка-поэта Владимира Китаевского. Надеемся, что нас ждут лучшие времена.

Н.Г.Марчук, 31 декабря 2009 года

Чорні руки
Благословені чорні руки,
Дорогоценні мозолі –
Липки від грязі та мазюки,
Брудні від гною та землі!

Руки порепані та грубі,
Напухли кров'ю прути жил,
У безконечнім дійсним труді
Реальних творців мрійних діл!

Звідки взялися дивовижні
Міста, села та фабрики?
Блискучих рельс стіжки залізні,
Та пароплави й літаки?

Звідки взялися чуда праці,
Надбані протягом ста літ?
Безліч машин та ружні речі,
Що нам радіти на ввесь світ?

Все придумав мозок твірчій,
Але який це був би скрут!
Як би для геніяльніх твірців
Не було би мозолистих рук!

Руки мозолисті та грубі
Творять на світі все добро
Ледащим та грабіжним жменям,
Що діють кривду, сіють зло...

Руки мозолисті та грубі
Кігтям грабіжним вчинять суд!
Підимуть землю та врочисто
Прапор свободи вознесуть!

***

За плугом хожу, панське поле ору,
Нога в ногу коней поганяю...
Тут стоїть лановий, мов туман степовий,
То на мене скоса поглядає.

В голові в мене думка другу жене,
Я хотів би ці думки списати.
Записать на папір та зложити з них твір –
Лановий може буде кричати.

Помаленьку стою, папіроску роблю.
Всі кишені до дна вивертаю.
Нахожу олівець та малий папірець
І на плузі писать починаю.

– Товаришу, ти що, – обзівався сусід,
– Уже, певно, знайшов якусь тему?
Не пиши – будеш мати обід...
Я пишу робітничу поему.

Я в ній буду писать про старий панський лад,
Про знущання над нами при праці.
Про важкії податки, що виснажують нас,
І про долю цю нашу собачу...

Як почув лановий слуга панський старий
Та як крикне : «Чекай-но, собако,
Тебе завтра візьмуть та в тюрму завезуть,
Ти людей нам бунтуєш, лайдаку!»

Я не слухав його, що умів – написав
Та сховав до кишені.
Коні рушили враз,засвистіла земля
Я схватив чепіги в свої жмені.

Коли сонце зайшло, повертав я домів.
Було темно, собаки брехали.
Поліцаї прийшли, мої вірші знайшли
І мене теж з собою забрали.

Прачка
Во мраці в задвірку та ще в сутерині
Огонь крізь віконце блищить,
То журко мигає звідтіля проміннє...
Хто ж там? Сиротина не спить,
То мійская прачка, бідна вдовиця
Одежу конча віджимать.
А мило і пара кігтями тісняться
І груди й нема чим дишать.
І шкуру на пальцах вже всю постирала,
Ще хвиля і виступить кров.
А сон її морить, морить від рана:
Но боре вдовиця, ох боре свій сон...
Боре та згадує миле юнацтво...
Своє ще безжурне життя.
Куди вона вбилась-неначе в багатство?
Згадує та тяжко зітха.
А там на поверхні у тій сутерині
Сплять солодко-солодко всі
На мягкій та білій перині...
Огонь кріз віконце блищить.

Безробiтнi
Обшуком, обшуком…
ходою тихою
шукати праці йдемо –
дощиком
дошкульним, холодним
нас пробирає давно.

Йдемо родиною,
праці шукаємо
голодна дітвора кричить
обшуком, обшуком –
може, захоче хто
силу робочу купить…
Нема нам роботи, ні теплого даху,
голод нам шлунки всушив.
Йдемо бездомні
по ковзкому холоду,
ласки не ждемо
і ростимо в серці
впертий, розпучливий зрив…
1930 р.

Тартак
Неначе ще вчора грізною стіною
поважно стояв темний ліс
і заздро ховав він ревнивий струмочок
в могутніх обіймах своїх.

А нині тут голо… Одсунувсь ліс темний,
лишився один лище пняк.
Де висох давненько струмочок веселий,
стоїть там похмурий тартак.

Ввесь ліс переїв він, як тая почвара,
як гад, він сокоче, вищить,
Там праця вирує від самого рана
й до пізньої ночі кипить.

Собаками виють гатри, циркулярки,
І гомоном в'ється їх звук.
Робітнику, ввага! Забудь свої скарги,
Бо в хату ще вернеш без рук!

Жижачії пили тебе не шкодують
і вмить обірвуть п'ястуки,
і далі ітимуть вперед невмолимо
блискучим напором пилки.

І діткам маленьким остане на згадку
велика трачиння гора,
бо ти не збудуєш їм нової хатки –
в чужій буде жити сім’я.

Прощайте навіки, ліси віковічні!
Хай буйно росте молодняк!
Од рана до ночі там виє невтішно,
Сокоче і стогне тартак.
1929 р.

Емiгрант
Ой, продав він на дорогу
Свій оплаканий загін,
І зоставив жінку, діти
Без засобів, без харчів.

Сам поїхав вiн за море,
Щоб кровавий піт пролить,
За насущний кусень хліба,
Може й голову зложить.

А у дома жінка, діти,
Ждуть від його хоч листа,
Як поїхав ще не чути,
Де душа його віта.

Кажуть люди і за морем
На вербі грушок нема,
Емігрант наш без роботи,
Ой, болить його душа.

Жінка в краю, він за морем,
Що при стежці той горох,
Чи не краще було дома,
Бідкатися удвох.

А за морем за тобою
Привід ходить по слідах,
Так не щастя, а устрою
Здобувай же емігрант!
11.11. 1929 р.

Мiсто
Із цегли, з заліза й бетонної криці
високі, високі стоять кам’яниці,
як велетні в землю вросли.
Стоять вони гордо міцними рядами,
Прорізані рівно уряд вулицями,
А вулиці в площі зійшлись.

Залізниці збіглись із цілого світа
і дивляться хмуро на місто велике,
неначе на диво яке.
Тут, мабуть, не всім так живеться весело,
і в місті теж злидні такі, як по селах,
і горе давлюче, важке.
Тут люди кружляють, як тії комахи,
снуються голодні, питаються праці,
зарібку на хліба шматок.
А другі, обмазані й потом залиті,
Всі сили збавляють на черева ситих
І шлють їм прокляття і зойк…

Бо в розкошах пишних пани бенкетують,
робітники в праці й без праці бідують,
та в серці їх гнів не вгаса…
А місто хвилює, хвилює, як море,
хоч видно красу там, та видно і горе,
бо в місті фальшива краса!
1930 р.

Схiд
Проміння на сході, то срібні, рожеві,
Ростуть - не вгасають – горять…
Що лебеді білі граються в небі –
Все вгору, угору летять!
Летять аж до зірки, що он там біліє
У сонному небі ген-ген…
Хто зна, чи проміння ту зірку зігріє,
Пригорне надходячий день?
Лиш захід відсунувсь далеко в безмежність,
Овид Сонця – брила вогню –
Купається в небі так мрійно і ніжно,
Пославши розвідку свою!
Що трапилось, може, за нічку минулу.
– Не спить невгамовна земля.
Нам пестощі Сонце свої розгорнуло –
Зігріти байдужі серця!
Зігрілись! Щоб знов нам бадьоро пірнути
У хвилі безодні буття,
Страждання свої всі в змаганні забути,
Щоб смертю родити Життя!
1930 р., хутір Стовпи

Завод
Он, далеко, на овиді,
видно в ясний тихий день, –
мов великий чорний пень, –
щось таке на краєвиді.

Краєвид той обгортає
димом чорним, наче ніч.
Там якась велика піч,
Мов петельниця палає.

Часом в тихому повітрі
роздається відтіля
гомін велетня-чмеля
на усі чотири вітри.

Гей, не раз мене манило
те гудіння в далечінь,
де вздвигався в небо дим
на важких загуслих крилах.

І до вечора від рана
думав, марив я не раз,
як двірську скотину пас
на широких панських ланах.

І кому це там потреба
все угору, вгору гнати,
стовп полум'я розкладати –
вгору, вгору аж до неба!

І кому той чорний дим
на важких навислих крилах?
… Гей, не раз мене манило
В полум'яну далечінь
1929 р.

Доброе сердце, Юля!

Меня право мучает совесть, что я как бы ворвался в твою душу и стал на том месте, откуда дороги расходятся в разные стороны. Откуда наши жизнь и судьба берут своё начало. Но я верю твоему сердцу. Оно не огорчит меня. Я верю и надеюсь. И не хочу думать о том, что мы забудем друг друга.

27 сентября 1928 года (из письма)

Юлии
Ах зачем все так шатко, невечно
Я подумал, и вспомнил тебя.
До свиданья, шепнуло сердечко
До свиданья, сказала душа.
Уж не мне целовать твое личко.
Час разлуки, как видно, пришел.
Улетишь? Улетишь ты, как птичка
За тобою помчусь я, как сизый орел
Я от этой безропотной ласки
Крылья, долю свои опущу.
Словно рыцарь тебя в чудной сказке:
– Не пущу, не пущу, не пущу!!!

Акростих
Друг мой милый, ангел светлый,
Лучезарный семикрыл.
Я тебя, мой друг любезный
Южным солнцем полюбил.
Льется мой напев желанный
И волнует мою кровь.
Взор твой милый, взор твой томный
Окрыленный весь в любовь.
Ласки я одной желаю
От тебя, моя мечта.
Для тебя стихи слагаю
Я люблю. Любовь чиста!

Любовь
Ах зачем, почему я не знаю
Затуманился грустью мой взор.
И о ком я так пылко мечтаю
И с каких это сталося пор?
И когда всё так это случилось,
Не ответишь ты мне на вопрос?
Наша жизнь – это тайной покрыла
И убрала букетами роз...

 

Дорогая Юля!

Я посчитал своей обязанностью написать тебе несколько слов к Празднику нашей встречи год тому, которая согревает наши сердца и по сие время... Желал бы, чтобы мы больше не расставались и не терялись на жизненном пути, а озаряли себя взаимной любовью и дружбою.
1930г (из письма)

***
На память Годовщины, другу Юле
Проходят годы в заточеньи
Но в сердце отклик дорогой
Всё ищет тщетно в умиленьи
Надежду, радость и покой.
Но вот настала Годовщина
Знакомства нашего, мой друг.
Тоска несносная, кручина
Меня охватывает вдруг.
Невольно дрогнувшей рукою
Перо забытое беру.
И вновь как прежнею порою,
Я дань поэзии отдаю.
Прости меня, мой ангел милый,
Что я безумно так люблю.
Прости мой голубь сизокрылый
Я лишь одной тобой живу.
апрель, 1932 г.

***
Что будет с нами я не знаю,
Поймешь ли ты, любовь, меня,
Чего звучит мой стих печально,
Чего болит моя душа.
И почему мы с недоверьем
Встремляем в землю вдруг глаза?
Но сердцу трудно лицемерить,
Оно верно в любви всегда.
Что будет с нами? Ты разлюбишь,
Другому сердце вновь отдашь,
Меня невольно ты забудешь?
Не верь. До черного лишь дня.
И сердце прошлое разбудит
В минуты горя черных дней
Но лишь меня уже не будет –
Я буду сном в душе твоей!
апрель, 1930 г.

Акростих (дочери)
Голубком сидишь над книгой,
А читать ты мастерица.
Любишь знанья с юной силой
Изловчаешься учиться.
Не теряй, дитя, надежды
Есть в науке добрый путь.

Акростих (из альбома)
Полон я думы, сердце забьется,
Очи вот тонут в слезах,
Милый друг мой, жаль мне чего-то
Нервы страдают, не спят.
Искры, что пламень, сердце сжимают,
Может, до тла его сжечь?!
Если ты любишь, с верой внимая,
Надо сердечко беречь.
Ясные думы, радость и счастье
Сердце сплетают венком
Буря минует, мрак и ненастье
Только святая любовь!

Акростих (из альбома)
Вам дарю на вспоминанье
Образ этот неживой.
Лик терпенья, лик желанья
Отпечаток скромный мой.
Дар вам этот пусть же будет
Яркой зорькой в небесах.
Пусть надежду в вас разбудит
Убаюканную в снах.
1929 г.

Акростих (из альбома)
Юные грёзы во мне пробудились
Льются резвящей волной.
Есть в них отрада и бодрые силы.
О, как я тешусь тобой.
Только не долго ль, ведь счастье не вечно,
Время изменчиво так...

Акростих
Дар сердца светлый и живой
Любви, приязни дорогой
Я лишь могу приподнести
К тебе, моей любви.
Лета проходят; но любовь
Еще в душе моей сильней
Взлетая ввысь до облаков,
Она чиста, как ясный день.
Лети, мечта, в твои чертоги
Остановись. К тебе пади.
Дай счастья общего в любви
Я все зажгу мои огни.
Дай путь свершить до гроба
Рука об руку, милый друг,
Узнать всю радость, счастья, Бога
Глубинной жизни дух!
1930 г.

Акростих (из альбома)
Как лилия, как мак полевой
И мила, и нежна, и прекрасна,
Ты мой свет, ты мой друг дорогой,
Ангел небесный, зоренька ясна.
Если вдруг ты бываешь грустна,
Верой слаба и надежду теряешь,
Силы к жизни роняешь сама,
Когда слезы печали текут,
И вспомни, вспомни в час роковой
Голгофу!
Отойди ты с надеждой живой
В лагерь труда

Акростих (дочери)
Года пройдут, ты возмужаешь,
А в это время, может быть,
Любя надгробник прочитаешь
И скажешь: «Папа здесь зарыт».
Но я живу и ты со мною
Ещё надолго будем жить.
Пойду вперед своей тропою!
А я устал, пора почить.
Порывы смелых добрых дел,
Ах дочь моя, даю в удел

***
Все суета, так мыслят люди
Рождая тем утопий ряд
Но только небо правосудий
Сей может разрешить догмат.
Нам жизнь была и есть загадкой –
Уже ли это суета?
Но почему же вас украдкой
Ласкает милая мечта?
Зачем порою сновиденья
Нам силы в жизни придают
В минуты скорби и смущений
В долину радости ведут.
Давно, и предки наши знали,
Что все не вечно – тело, прах...
Но жизнь они нам передали
Инстинкт, желанья, радость, страх.
Но в сердце высшая есть сила,
Она есть вечна и свята,
Она нас к жизни вдохновила,
Пред ней ничтожна суета.
Она нам раны излечает,
Она нам плакать не велит.

Перший снiг
Перший сніг нині впав, легенький, пушистий,
на горбки, на балки, на майдани.
Лебединий той колір, м'який колір сріблястий
так блискоче і сяє зірками.

І всміхається сонце від самого ранку,
вільне з вільних по небу гуля.
Наче ті діяманти, наче крильця у чайки,
блискотить, блискотить вся земля.

Скільки дум, скільки мрій в цих чудових снігах!
Ой, скажи, скажи, серце, мені,
що спокійно пливе по блискучих ланах
так не спішно у даль, далечінь!
1929 р.

Лес в зиму
Как мил суровою зимою
Сосновый темный буйный лес,
Покрытый снежною фатою,
Глядящий в глубь святых небес.
На фоне чудном, белоснежном
Так мило сосны зеленят,
И сном глубоким безмятежным
До дней весны они стоят,
В такой тиши, как в храме Божьем
Недвижно дерева стоят,
Вверху лишь ветерок небрежно
Скользнет неждано по ветвях.
И херувимами слетают
Порой снежинки из ветвей
И искр милльоны разливают
Как свет от Божих алтарей.
Спасибо, бор, тебе сребристый
Твоей целебной красоте...
Твоей красою леденящей
Я силы жизни укрепил.

Жнива
За серпи, за серпи , за серпи!
Вже поспіла давно царина
Та й жовтіє, як восок вона…
Пора жать та в'язать у снопи.

Вже пора, вже пора, вже пора
Коси нам та серпи наточить,
Вийти всім, як один, в одну мить,
Працювати, щоб текло із чола…

Подивись – ось зерно, ось зерно,
Як вода із колосся тече.
Сонце сушить його і пече…
Ой, женці, соромно, соромно!

Чого ждете ви ще і чого?
Озовіться, женці, косарі,
Що йдете на жнива, злидарі,
На весь світ голосно, голосно!

Що йдете убирать царину
Тісним строєм в шеренгу, як мур!
Що до праці гудок вже загув
І зове всю сім'ю всю сім'ю.

Всю сім'ю… Ой, велика вона –
Разом всі хутко кінчим жнива,
Скосим все і зіжнем до снопа –
Вже поспіла давно царина…

За серпи, за серпи, за серпи!
Перемога до кращого жде.
Ось гудок безупинно гуде,
Бо вже жнуть, убирають снопи!
1929 р.

Журавли
Под той грустною звездою
Мей колыбели
Стройной, длинной чередою
Журавли летели.
И с болезненной тоскою
Всё перекликались.
С нашей милой стороною
Серые прощались.
Вот уже мы покидаем
Поле, лес высокий,
И с тоскою улетаем
За моря далёки.
Прощай, пахарь и рабочий,
Знаем вашу долю.
Не хватает в жизни мочи
Плачете вы вволю.
Улетают, улетают
Журавли за море.
Не печальтесь. Обещают
К нам вернуться вскоре.
Вновь с весною возвратятся
Будет веселее.
Ах, скорее бы дождаться...
Сердце цепенеет.
11 сентября 1929

***
Сегодня Страстная суббота,
А завтра светлый Пасхи День,
Оставлен будет камень с Гроба,
В сердцах исчезнет грусти тень.
Опять в нас вера пробудилась,
И мы надеждою полны:
– О, что за чудо? Что случилось?
– Христос Воскрес! – все молвим мы.
Но эта радость на мгновенье
Нам наши души осенит,
Опять земное тяготенье
Нам сердце в муках вспепелит.
Опять и слезы, и волненья
Падут на сердце, что роса...
Ужель напрасно Воскресенье,
Надежда, вера во Христа?..
Но это будет нам загадкой...
До гроба только будем мы
Тоску менять улыбкой сладкой,
Печаль – всем пламенем любви.
Мы будем верить, сомневаться,
Но все ж «в гресех» творить добро,
В сей день Пасхальный умыляться,
Весь мир любить, забыв про зло.
Сегодня – грусть еще немая,
А завтра – радостный трезвон,
Весенний воздух рассекая,
Слетит; как Высшая Любовь...

***

1930 г. Хутор Столпы

Христос Воскресе! Триумфально
Звучат слащавые слова.
Кто понял их – тому отрадно
И мук не ведает душа.
Христос Воскресе! Эти звуки
Как грёзы райские чисты
Они сжигают сердца муки
И наши скрытые мечты.
Христос Воскресе! Сновиденья
Опять пред нами восстают
И хоры ангельские пенья
В эфире синему плывут.
Христос Воскресе! Пробудилась
В сердцах не рабская душа,
Что так униженно молилась,
Ища спасенья для себя.
Христос Воскресе! Мы готовы
Идти к Голгофе все опять
Воздвигнуть Крест Великий Новый
Свой рабский дух на нем распять.
Христос Воскресе! Эти звуки
Зовут нас в новую страну,
Где труд – мозолистые руки
В союзе вечному живут.
Мы свергнем прочь порабощенье
И к нам опять придет Христос
Христос свободы – не смиренья
И с духом твердым – как утёс!

Гукну ще раз
Я тут, ти там…
Дві тіні бачу…
Мій рідний край і чужина…
Чогось на серці так боляче…
Впилась стріла…
Ні гніву, ані сліз, ні скарги
Не треба нам…
Свої шляхи давно пізнали
Я тут, ти там.
Я, може, більше сили маю
І затаю в собі без краю любов мою,
В розлуці і одчаю,
Тобі мене вже не пізнать ніколи, ні.
Мені не зможеш вже сказати,
Що мариш в сні…
Для щастя, може, так потрібно
Других людей…
Не плач, ізмучена, чарівна,
Не псуй очей…
Не треба гніву, ані скарги,
Хай вмруть жалі…
Чи ж тобі легче жити справді
На чужині?
8 березня 1930 р.

***

День вчерашний уже прожит
А сегодня – ясный день.
Что было – уже забыто
Жить вновь хочется, ей-ей!
В прошлом нет уже возврата –
Уж довольно горевать.
Пусть забудется утрата.

Наростання
Наші думки нестримані
Збираються вхмаруодну –
Вихрами, бурями, зливами
Думки ці на землю впадуть.
Щораз то густішає хмара, –
Гогоче – у блисках – гремить,
Щось буде суворе, бадьоре,
I вдарить в протрухлий світ...
Нависла грізною примарою
Побіда одвічних стихій, –
Сяйнуло-блиснуло! Хмара
Груди розкрила свої –
Вихрами, бурями, зливами
Широкий розкриється шлях, –
Спільним, нестримним зривом
Оновиться вільна земля...

Светлана Китаевская
Внучка поэта


Батькови
Без стоми ти робиш,
А що в житті бачиш –
Так б'єшся, як риба об лід.
День, ніч, бігли роки,
Коли ж постарів ти?
О, часу так бігчи не слід...
Віски твої снігом
Білим покрились,
Летять наші роки, летять...
І старість тихенько до тебе явилась,
Очі вірити в те не хотять...
Дивлюсь я на знімок:
Високий і дужий,
Мене на руках ти тримав,
А побіч з дитинством
Цвіли казок ружі –
Сусід нас на фото знімав.
м.Бересть, 25.08.1997 р.

В краiнi дитинства
Остались подруг там розмови
Про тайни життєвих кругів
Твоі, бабусю, одговори
Од злих людей і ворогів
Там запах мар і всіх надій,
Там дощ в слезах мене целуе,
Там ангел мій – він чародій,
Літає, жде мене, сумує.
Там інший сніг, там інший вітер, –
Він душу тайно обнімає,
И знов не муторно вже жити...
Хто силу рідних місць не знає?
м.Бересть, 25.08.1996 р.

Земля моя
Вчора Весна – Чарівниця
Земля будила від сна
Свею живею криницею
Чар; – та і зникла Зима. –
Весна і осень, літо і зіма...
Земля моя, життя мае в тобіи!
Куточка серцу ліпшого нема, –
І біль і радість – все храню в собі...
Самими сердечными словами
Детинство вспоминаю, Тевлі...
І з маминими теплыми руками
Порівнюю тепло свеі Землі.
Тут сум, надіі, першая любов –
Тут хмари, сонце, віра, правда наша!
Тут серце бьется; замирає знов; –
Вода живая наповняє чаши!
м.Бересть 2000 р.

Пiсня осенi
Небо хмуриться часто, ридає
І повітря стискається холодом.
Жовте листе вальсує, литае,
Шурхотить під ногами золотом.
Засихаюць здивовані квіти, –
Сад зажурений одяг скидає...
Ой, не хутко вже вернется літо –
Осень довгую пісню спиває.
Все, що пестило сонце, леліяло,
Ціпение, позбавлене ласки;
Осень сумною свею силою
Розмиває зеленіі краски.
Вітер ночі і дні рахує, –
Для всього у природі свій час:
На Поліссі знов осено сумує...
Не останній – не перший раз.
м.Бересть 14.09.98 р.

Где мои лилии?
Без меня завяли лилии, без меня...
Лепестки свои нежные вниз склоняя.
Никого в неизбежности не виня.
Красота покорила миг, а вечность
Измеряет опять бесконечность...
Зачем в радости есть быстротечность?
В пустой вазе цветов больше нет,
Излучающих радостный свет, –
Мне б забыть сколько мне уже лет...
18.12.1997 г.

Как подарить тебе тепло…
(к дню рождения)
Ты с детства с нами всегда рядом –
Советом, делом, мыслью, взглядом; –
За всё всегда во всём в ответе –
Ты лучший папа на всём свете.
Ты увлечённый шахматист –
Борец по жизни, оптимист; –
Пример для нас: детей и внуков,
И не сидишь сложивши руки...
Как подарить тебе тепло?
Светло чтоб стало и легко
Душе измученной в трудах, –
Светилась радость чтоб в глазах...
Прими в подарок строки эти; –
Тебя мы любим! – «Твои дети».
6.03.2009

Сыну
Пока ты стоишь на распутье дорог –
Пусть дерзаньями жизнь наполняется.
В душе пусть твоей всегда будет Бог –
И мечты пусть твои исполняются!
По светлой дороге уверенно вновь
Иди к звёздочке, ярко сияющей, –
Счастье, Надежду, Веру, Любовь
Для тебя на Земле охраняющей!
07.12.2009

Бярозавы венiк, №2 (52), сакавiк 2010 г.

Материалы



Наши партнеры

Познай Кобрин