Versão em português 中文版本 日本語版
Polish version La version française Versione italiana
Русская версия English version Deutsch Version

Это было на Кобринщине

Кобрин → Выдающиеся личности → Алексей Михайлович Мартынов

Чтобы разобраться в событиях, происходивших на землях Кобринщины в период зарождения Белорусской Советской республики, следует бегло припомнить военную обстановку более раннего периода Первой мировой войны.

В летние месяцы 1915 года плохо вооружённая русская армия под натиском превосходящих сил противника вынуждена была очистить так называемые Привиленские губерни. А в середине августа была сдана без боя Брестская крепость, оказавшаяся под угрозой окружения, на которую до того русское командование возлагало большие надежды. Тем ожесточённее и упорнее было оказано сопротивление к востоку от Бреста, где русские войска наносили противнику большие потери. Об их масштабах свидетельствуют общирные немецкие военные кладбища в Полятичах, Тевлях, Гайковке, Болотах, Бородичах и других населённых пунктах района с сотнями захоронений на каждом.

При приближении фронта население в принудительном порядке эвакуировалось в глубь страны. Смогли избежать эвакуации лишь жители более глухих, отдалённых деревень. Причём по железной до-роге, в переполненных товарных вагонах, смогло уехать лишь незначительное меньшинство, преимущественно горожан. Основная же масса беженцев тронулась в скорбный путь на своих лошадях, обязательно с привязанной к возу коровой. Неимоверно изнуряющим был этот массовый исход в знойную засуху, с тучами удушливой пыли, висящей над избитыми просёлочными дорогами. Зачастую нечем было утолить мучительную жажду, поскольку придорожные колодцы и водоёмы были вычерпаны до дна. Сотни безвестных могил оставили после себя многокилометровые обозы беженцев.

По приказу верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, приверженца безнадёжно устаревшей теории «выжженной земли», оставляемые неприятелю деревни подлежали беспощадному уничтожению. Нередко случалось, что погоняемая казачьими нагайками вереница подвод ещё только покидала родную околицу, как на противоположной стороне деревни уже разгоралось пламя пожаров, оставляющих груды пепелищ.

В самом Кобрине сильно пострадала центральная часть города с полностью сгоревшими торговыми рядами и прилегающими домами. Опустошительный пожар не пощадил и ряд окраинных улиц с крытыми соломой деревянными домишками.

Для полноты картины необходимо отметить, что в то время большинство горожан составляли евреи, которые дружно предпочли остаться на насиженных местах, против чего власти не возражали. Остались в собственных жилищах также немногочисленные одинокие старики других национальностей.

Согласно плану эвакуации, для расселения кобринских беженцев предназначалась Калужская губерня, в частности – Масальский уезд, куда были свезены архивы городских учреждений. Впрочем, подавляющая масса беженцев проигнорировала начальственные планы, стихийно растекаясь по необъятным просторам земли русской, вплоть до Уфы, Астрахани, а то и переползая за Урал.

Тогда как сорванные военным ураганом с насиженных мест беженские семьи наспех приспосабливались к новым условиям, мобилизованное взрослое мужское население Кобринщины находилось в рядах действующей армии.

После Октябрьского переворота многие сотни их добровольно вступили в Красную армию, активно участвуя в защите молодой Страны Советов. Уместно припомнить имена хотя бы нескольких наших сограждан, вернувшихся домой с надёжно припрятанной столь дорогой для них Книжкой красноармейца образца 1918 года, утверждённого Лениным. Так, житель д.Залесье К.И. Прокопук в бушлате моряка балтийца штурмовал Зимний, а погиб в 1941 году от пули гитлеровских палачей. Уроженец д.Турная Д. Борисюк, ставший в гражданскую войну красным командиром, закончил свои дни в 1943 году при выплавке тола для партизанских мин. Потомственные кобринцы Д.П. Рафалович, В.К. Мойсеевич, М.К. Лагончук храбро сражались на фронтах гражданской войны, были награждены за боевые заслуги.

В течение трёх лет Кобринщина изнывала под игом вражеской оккупации. Первые шаги вильгельмовской солдатни были ознаменованы повальным грабежом у населения медной посуды разного рода. Велась охота за подсвечниками, кастрюлями, самоварами, вплоть до дверных ручек: военная промышленность уже испытывала острый недостаток в цветных металлах. Сразу же был похищен с памятника 1812 года массивный бронзовый орёл, который удалось восстановить лишь в 1951 году. В узловых пунктах уезда располагались опорные воинские пункты-вахи, бдительно следящие за посаженным на го-лодный паёк подневольным населением. Заподозренные во враждебных действиях беспощадно прилюдно вешались. У крестьян систематически реквизировали оставшихся лошадей, свиней. Руками мобилизованных жителей нещадно вырубались и вывозились «нах фатерлянд» лесные массивы. Впрочем, не брезговали и такой мелочишкой: кирпич со сгоревших домов отправлялся в недалёкую Восточную Пруссию…

По условиям Брестского мирного договора, русским военнопленным, уроженцам оккупированной территории, предоставлялась возможность вернуться в родные места. Немалое количество их таким образом оказалось на Кобринщине, куда разными путями просачива-лись сведения о революционных событиях в России. Под воздействием идей Великого Октября здесь возник вооружённый партизанский отряд для борьбы с оккупантами. В одной из операций был уничтожен польский помещик Шемет, озлобивший своим поведением местных крестьян. Немцы, а впоследствии белопольские власти жестоко расправились со всеми партизанами.

Уже со второй половины 1918 года разрозненные беженские семьи, оказавшиеся поближе демаркационной линии, стали всеми правдами и неправдами пробираться в родные края. Здесь в первые годы репатриантам в полную меру пришлось хлебнуть лиха, с неимоверными трудностями, в самых невообразимых условиях борясь за выживание. На месте родных пепелищ сооружались примитивные землянки. Некоторые из них служили убежищами ещё в течение ряда лет. Сплошь да рядом, при отсутствии лошадей, вручную отвоёвывались от сорняков одичавшие огороды, не говоря уже о полосках пахоты, зачастую успевших порости мелколесьем. К счастью зима в том году запоздала и вплоть до нового 1919 года можно было заниматься земледелием.

Когда в ноябре 1918 года вильгельмовская армия капитулировала на Западе, среди вольготно чувствовавших себя оккупантов на востоке возникла паника. Вести о революционных событиях в Германии до основания потрясли хвалёную немецкую дисциплину, и солдатские массы стихийно хлынули домой. Ещё так недавно при встрече с немецким офицером местный житель должен был униженно останавливаться и снимать шапку. Теперь же нередко можно было наблюдать, как вчерашние спесивые «сверхчеловеки» покорно отдавали осмелевшим подросткам личное оружие.

Образовавшийся после бегства оккупантов вакуум безвластия был немедленно использован приспешниками немцев – петлюровцами. Опьянённые свалившейся удачей, они бесчинствовали при проведении самой разнузданной украинизации. Старожилам запомнилось, как при услышанном на улице разговоре на русском или польском языке прохожие нещадно бранились и даже избивались нагайками. Впрочем, очередные правители продержались здесь также недолго и уже в середине 1919 года вынуждены были уступить место полякам Пилсудского.

Тем временем поток репатриантов неудержимо нарастал. Многие семьи вскладчину приобретали лошади с повозками, на который гру-зились ребятишки с немудрёным скарбом. В течение многих недель тысячи и тысячи беженцев отмеряли своими ногами сотни километров, подобно тому, как это происходило в обратном направлении осенью 1915 года. Тем временем стали налаживаться и железнодорожные беженские эшелоны. Затянулся этот исход лишь к 1923 году.

Навигация



Наши партнеры

Познай Кобрин