В тот субботний вечер 21 июня 1941 года почти вся молодежь
города была на "музыке" — танцевальном вечере. Среди
танцующих появились незнакомые люди, которые вели себя
довольно развязно. Но более всего в их разговорах тревожили
неясные намеки насчет событий завтрашнего дня.
А в городе уже начала действовать гитлеровская "пятая
колонна". Воспользовавшись тем, что из-за Буга в Белоруссию
все еще шел значительный поток беженцев, спасавшихся от
фашистов и гуманно принимавшихся Советской властью,
гитлеровские диверсионные службы забросили в приграничные
районы немало своих агентов, которые в назначенный час
приступили к осуществлению диверсий. В половине второго ночи
вышла из строя водокачка, в нескольких местах оказались
перерезанными линии электропередач, была нарушена связь
между отдельными воинскими подразделениями и со штабом
округа.
В этот последний мирный вечер командир 123-го авиаполка
майор Б. Н. Сурин отправился в расположение части. Факты,
которые ему стали известны, настораживали, и он приказал в
полночь поднять всех по тревоге. Были спешно убраны с
"красной линейки" и замаскированы истребители И-153 "чайка",
рассредоточены новенькие "яки" (их освоение только
началось). Лишь несколько "чаек", вышедших накануне из
строя, остались на поле. Сурин приказал выдать со склада
боеприпасы и довести их количество до нужного в боевой
обстановке максимума. Постепенно приводились в боеготовность
и прочие вспомогательные службы. Начали на всякий случай
прогревать моторы. Потом все затихло. В этих деловых заботах
напряжение как будто улеглось, на душе стало спокойнее.
Майор посмотрел на восток. Там едва-едва начинал брезжить
рассвет. Кончалась душная летняя ночь, начиналось утро 22
июня.
Но вот с запада, еще скрывавшегося во мраке, стал нарастать
гул чужих моторов. В четыре часа утра семьдесят фашистских "юнкерсов"
с воем стали пикировать на аэродром, обрушивая сотни бомб на
взлетную полосу и ближайшие окрестности. Сомнений не было:
это война. "Всем в воздух!" — отдал единственно верную в
этот момент команду Сурин и сам бросился к своей машине.
"Чайки", сменяя друг друга, расположились в несколько ярусов
на высоте от 200 до 5000 метров. Их было двадцать— тридцать,
"юнкерсов" — не меньше шестидесяти. Но вот первые фашистские
машины рухнули, подбитые, на землю. "Юнкерсы" стали уходить.
Вскоре их сменили штурмовики Ме-110 и истребители Ме-109. И
снова "чайки" повели бой. Враг посылал одну за другой группы
из 20—60 самолетов. Это не давало нашим летчикам возможности
заправиться, пополнить боекомплект и позволяло фашистам
удерживать стратегическую инициативу. "Чайкам" удалось
наладить "конвейер": взлет — воздушный бой — посадка, во
время которой наземный персонал, также работая на пределе
сил, успевал обслужить раскаленные машины. И так с четырех
утра и до часу дня.
Майор Сурин провел четыре воздушных сражения, сбил три
самолета. Смертельно раненный во время последнего боя, пошел
на посадку. Ему удалось посадить "чайку", не причинив ей
повреждений, и это было последнее, что он смог сделать.
Боевые товарищи похоронили майора Б. Н. Сурина здесь же,
возле аэродрома, у дороги.
Воздушные бои вспыхивали и поодаль от Кобрина. У Жабинки
около 10 часов утра четыре наших истребителя встретились с
восьмеркой "мессеров" и сбили три из них. В этом бою
состоялся один из первых в начавшейся войне воздушных
таранов. Его осуществил лейтенант П. С. Рябцев. Всего
летчики 123-го истребительного полка сбили в эти первые часы
30 вражеских самолетов. К полудню немецкие стервятники
перестали появляться в небе на кобринском направлении.
Однако и наши потери были ощутимы, боеспособных осталось
только 12 самолетов. Они получили приказ лететь на аэродром,
расположенный возле Пинска.
Самоотверженность советских летчиков в значительной мере
обеспечила возможность развертывания сил 4-й армии,
дислоцировавшейся в этом районе. Здание штаба армии было
уничтожено прямым попаданием авиабомбы. Пришлось все то, что
уцелело, эвакуировать в деревню Буховичи, а затем в деревню
Запруды.
От Жабинки на Кобрин наступали две танковые, одна
моторизованная и несколько пехотных дивизий 12-го армейского
корпуса противника. Им противостояли части 28-го стрелкового
корпуса и 22-я танковая дивизия, медленно отходившие к
Кобрину. Непосредственно под городом держали оборону части
6-й стрелковой дивизии и отряд полковника А. В. Маневича,
состоявший из двух батальонов пехоты, артиллерийского
дивизиона и двух танковых рот.
Вначале враг попытался нанести основной удар севернее
Кобрина, но на рубеже Тевли—Андроново—Патрики 23 июня около
10 часов утра был остановлен. Здесь красноармейцы сумели
продержаться до 16 часов. Стержнем обороны этого рубежа была
22-я танковая дивизия под командованием генерал-майора В. П.
Пуганова, находившаяся северо-западнее города в районе
деревни Именин. После 16 часов немцы, посчитав, что они
имеют дело с заблаговременно подготовленной линией обороны,
провели усиленную артподготовку и лишь тогда возобновили
наступление. Вновь на Кобрин пошли фашистские танки, позади
которых двигались цепи автоматчиков. Разгорелся бой. Рвались
снаряды, горела техника, от удушливого дыма и черной пыли
померк день. Когда кончались боеприпасы, советские танкисты
таранили врага. Так поступил экипаж загоревшегося танка
БТ-7, которым командовал коммунист Виктор Скворцов. И другой
экипаж — его командиром был комсомолец Лютиков — не покинул
объятую пламенем машину. Герои успели подбить гитлеровский
танк, пулеметным огнем скосить десяток автоматчиков, но сами
погибли.
Находясь в боевой машине, не прекращал руководить сражением
и сам принимал в нем участие командир 22-й дивизии
генерал-майор В. П. Пуганов. Он погиб на боевом посту.
Около 19 часов немецкое командование направило вдоль Мухавца
еще несколько танковых дивизий. При новой поддержке авиации
они стали теснить наши части. Количество танков и артиллерии
значительно уменьшилось, боеприпасы были на исходе, горючее
почти израсходовано, поэтому командование 4-й армии приняло
решение оставить кобринский рубеж.
К вечеру 23 июня 1941 года гитлеровцы вступили в город. С
этого момента начался самый трагический период во всей его
семисотлетней истории.
Во время бомбежек было повреждено и сгорело более 200 жилых
домов и столько же других построек, взорваны электростанция,
3 мельницы, кожевенный и лесопильный заводы, железнодорожный
вокзал, все мосты и ряд других объектов. Вокзал немецкая
авиация разбомбила во время первого же неожиданного налета.
Были разрушены большие участки полотна железной дороги в
сторону Пинска, поэтому из Кобрина почти ничего не удалось
эвакуировать. Особенно пострадали южная и юго-западная
окраины. Погибло несколько сот людей. Но самое страшное
ожидало жителей впереди.
На оккупированных территориях гитлеровцы стремились путем не
знавшего границ террора подавить у населения всякую
способность к сопротивлению, сломать его морально и
психологически, установить "новый порядок" — рабство на
фашистский манер. Едва немецкий гарнизон "освоил" территорию
города и разместил на ней все тщательно разработанные
системы карательных органов, как тут же заработала
чудовищная машина истребления. Уже в начале июля 1941 года
гестапо схватило около 200 случайно оказавшихся на улице
человек, которые затем были вывезены в район деревни
Патрики, ставшей одним из мест массовых расправ, и там
расстреляны. В августе оккупационные власти неожиданно явили
"милость": объявили о предстоящей выдаче пособия всем
нетрудоспособным и больным жителям, для чего им предлагалось
явиться в гебитскомиссариат, разместившийся в здании школы №
1. Пришло 180 человек. Их погрузили в автомашины и вывезли к
деревне Именин, где уже ждал экзекуционный отряд
гестаповцев...
Зловещую известность среди населения приобрел откос у
поворота Пинского шоссе при подъеме на мост через
Днепро-Бугский канал. Его избрала для своих расправ военная
комендатура. Почти ежедневно около полудня сюда на бешеной
скорости приезжали машины. Быстро выстраивалось оцепление с
собаками. Случайные прохожие нередко становились свидетелями
ужасных зрелищ. Из грузовиков выталкивали избитых,
истерзанных пытками людей со связанными руками, пинками
заставляли стать на колени. Затем палачи, идя вдоль
застывшей у откоса шеренги, методически стреляли в затылок
каждой жертвы. Убитые скатывались вниз по склону. Иногда
расправа разнообразилась. Жертвам развязывали руки и с
усмешкой предлагали бежать, а затем стреляли в спину. Так
погибли молодожены Гринюки, которые, спасаясь от смерти,
крепко держались за руки. "Откос" — это слово приобрело у
кобринцев значение собственного имени. Здесь, на Откосе,
мужественно встретили смерть бывший моряк Балтийского флота,
участник Октябрьской революции, активист из деревни Залесье
Кирилл Прокопук, многие коммунисты и комсомольцы города,
военнопленные командиры и бойцы Красной Армии. Тут была
расстреляна семья партизанского связного Григория Кошеля —
жена и трое малолетних детей (старшему 7 лет, младшему 3
года).
В первые дни оккупации гитлеровцы попытались создать
видимость законности своих действий. Имея данные о
деятельности Екатерины Гасилевич, узницы концлагеря в
Березе-Картузской в годы правления буржуазно-помещичьей
Польши, они организовали публичный суд над ней с
приглашением всех желающих. Однако любителей поглазеть на
фашистское судилище среди честных граждан города не нашлось.
Быстро свернув судебную комедию, гестаповцы расстреляли
патриотку.
Особое значение оккупанты придавали демонстрации своих
военных успехов, специально не убирали разбитые советские
танки — свидетельства драматических событий начала войны.
Едва фронт отодвинулся от Кобрина, тягач приволок из-за
Боны, где еще совсем недавно шел бой, подбитый прямым
попаданием танк БТ-7 с обгоревшими телами советских
танкистов. Танк подтащили к памятнику В. И. Ленину, что
стоял на бывшей Рыночной площади, переименованной накануне
войны в площадь Свободы. По расчетам оккупантов, это зрелище
должно было устрашить, повергнуть людей в отчаяние, но
эффект оказался совсем иной: не страх перед мощью
германского оружия, а боль и гнев были на лицах кобринчан.
Потом танк убрали, а памятник разрушили.
"Никогда не победят того народа, — говорил В. И. Ленин, — в
котором рабочие и крестьяне в большинстве своем узнали,
почувствовали и увидели, что они отстаивают... то дело,
победа которого им и их детям обеспечит возможность
пользоваться всеми благами культуры, всеми созданиями
человеческого труда". Подобно другим советским гражданам,
оказавшимся на временно оккупированной территории, жители
Кобринщины включились в общую борьбу с врагом.
Внезапность оккупации не оставила возможности для
предварительной работы по созданию нелегальных организаций
партии и комсомола. Они будут созданы позднее. Гестапо,
осведомленное о многих партийно-комсомольских и общественных
активистах, первыми же своими акциями вырвало их из рядов
сопротивления. Вначале антифашистское движение было лишено
централизованного руководства. И все же, несмотря на все
трудности, оно, это движение, возникло в первые же дни
фашистской неволи.
3 июля 1941 года в деревне Турная в доме Дмитрия Борисюка
прильнули к радиоприемнику (в ослушание приказа
оккупационных властей он не был сдан) четыре человека: сам
хозяин и его близкие друзья — Тимофей Кравчук, Матвей
Лукашук, Игнат Фисюк. Слушали далекую Москву. С обращением к
советскому народу выступал председатель Государственного
комитета обороны И. В. Сталин. Вскоре в ближайших деревнях и
в Кобрине появились листовки, в которых кратко
пересказывалось содержание этого выступления,
заканчивавшегося словами: "Враг будет разбит. Победа будет
за нами!". Так в деревне Турная, в 14 км от города, начал
действовать подпольный антифашистский комитет. В августе
1941 года он окончательно оформился. Председателем стал Д.
Борисюк, его заместителем — Т. Кравчук, коммунист, первый
председатель колхоза имени Калинина, образованного в Турной
в 1940 году. В состав подпольного комитета вошли также М.
Лукашук, И. Фисюк, В. Селивоник и С. Микушко. Тогда же
распределили обязанности. Софье Микушко и Василисе Селивокик
поручалось организовать антифашистские группы в деревнях
Стригово, Каменке, Шиповичах, Полятичах, Стриях,
Богуславичах, Черевачицах и Песках, а Т. Кравчуку и Д.
Борисюку — в деревнях, расположенных вдоль железной дороги
вплоть до Антополя. Кроме того, Кравчук и Борисюк должны
были наладить связь с городом. О том, что в Кобрине тоже
действуют антифашисты, сомнений не существовало. Несколько
саботажей и диверсий, не раскрытых немцами, подтверждали
это. Например, в сентябре 1941 года на территории ремонтных
мастерских, куда прибывала с фронта и других районов военная
тех¬ника фашистов, кто-то взорвал склад с нефтепродуктами.
Оккупированному Кобрину гитлеровцы придавали важное значение
как стратегическому узлу шоссейных и железных дорог. В их
планы входило также возобновить судоходство на
Днепро-Бугском канале. Начавшие вскоре действовать в
окрестных лесах партизанские отряды стали наносить
регулярные удары по вражеским коммуникациям.
Отряды формировались из бойцов Красной Армии, попавших в
окружение, из местных жителей, имевших опыт подпольной
борьбы в рядах КПЗ Б, из представителей Советской власти,
которые перешли на нелегальное положение в первые же дни
войны. Осенью 1941 года около деревни Речицы обосновалась
партизанская группа под командованием Виктора Бойко,
полит-рука Красной Армии. В Дахловских лесах, неподалеку от
деревни Плянты, стала базироваться другая группа
численностью 25 человек. Ее возглавил И. И. Орлов. Такие
некрупные формирования осуществляли различные диверсии на
дорогах, уничтожали телеграфно-телефонную связь, нападали на
полицейские участки.
В августе 1941 года ушел в лес председатель сельсовета
деревни Зосимы Алексей Наумчик, коммунист, в прошлом
подпольщик. Вместе с ним ушли его друзья и единомышленники:
Алексей Максимук, Константин Гапасюк, Иван и Алексей
Семенюки, Роман Жигман и другие.
А. Наумчик стал инициатором объединения в 1942 году
небольших разрозненных групп, действовавших в Дахловском
лесу. Так родился партизанский отряд, имени В. И. Чапаева.
Командиром его избрали И. Орлова, комиссаром — В. Бойко, А.
Наумчик возглавил разведку. Уже к лету того же года боевой
счет чапаевцев составил 18 пущенных под откос эшелонов
противника и несколько разгромленных гарнизонов. К концу
1943 года отряд вырос численно и в январе 1944 года был
преобразован в партизанскую бригаду, носившую то же имя.
Командиром ее партизаны выбрали К. С. Гапасюка, позднее
бригаду возглавил Ф. Н. Баранов. Она состояла из четырех
отрядов. Отряд, а затем бригада имени В. И. Чапаева
располагали устойчивыми, хорошо законспирированными связями
с Турнянским антифашистским подпольем, которое в свою
очередь имело связных в Кобрине. Такая цепочка позволяла
партизанам заблаговременно получать сведения о намерениях
фашистов и соответственно планировать операции. Чапаевцы
контролировали северную и северо-восточную зоны Кобринского
района.
С восточной стороны Кобринщины в Грушовском и Детковичском
лесах действовал партизанский отряд имени С. М. Кирова.
Здесь же нередко временно базировались рейдовые бригады
других партизанских соединений. На юго-запад от города
тянулись Старосельские леса — зона действия от¬ряда,
названного именем своего организатора и командира разведки
М. Чернака, погибшего в мае 1943 года. В юго-восточной части
района находились отряды имени Г. И. Котовского и имени Н.
А. Щорса, которые охраняли партизанский аэродром возле
деревни Сворынь. В эту деревню путь гитлеровцам был закрыт,
там действовала Советская власть, а аэродром почти каждую
ночь принимал самолеты с Большой земли. Здесь находилась
основная база партизанского снабжения.
Кроме этих партизанских отрядов в Кобринском районе в 1943
году обосновались и активно действовали две
разведывательно-диверсионные группы. Одна из них под
командованием майора В. Савельева базировалась в Дахловском
лесу, другая, которую возглавлял комсомолец А. Никитин, — у
деревни Октябрь.
Антифашисты из Турной снабжали отряд имени С. М. Кирова
толом, необходимым для изготовления мин. Выплавлять тол из
неразорвавшихся снарядов и бомб научил подпольщиков бывший
защитник Брестской крепости военный инженер Б. Н.
Михайловский, бежавший из немецкого плена. Операция была
очень рискованная, но иного выхода не было. Этой деликатной
работой занимались сами руководители антифашистского
комитета, не желая подвергать опасности других. В конце
апреля 1943 года случилось несчастье: при выплавке тола из
снарядов незнакомой конструкции произошел взрыв, погибли Д.
Борисюк, М. Лукашук и С. Карпук, те, что стояли в самом
начале организации антифашистского движения на Кобринщине.
Но деятельность подпольной организации не прекратилась. Ее
возглавил другой активист — Тимофей Кравчук.
Турнянский комитет получил сведения о действовавшей в
Кобрине подпольной группе, которая состояла из вдов
военнослужащих, погибших при обороне Брестской крепости.
Вскоре одна из них — Г. К. Шабловская перебралась вместе с
четырьмя дочерьми в Турную. Через нее стала осуществляться
связь комитета с теми, кто остался в городе. Шабловская
часто ходила в Кобрин к Екатерине Лисовской, которая
устроилась pa6oTatb переводчицей в гебитскомиссариат,
получала от нее сведения о готовившихся карательных акциях,
списки молодежи для отправки в Германию, а также различные
справки и бланки, необходимые подпольщикам, бумагу и копирку
для листовок. В город же из Турной передавались листовки с
сообщениями Совинформбюро. Получали и распространяли их
Мария Карпук и А. Н. Куреша.
В одной группе с Е. Лисовской находились Ольга Лопатина,
Ксения Майорова, Галина Арбузова. Галина Арбузова и
работавший вместе с ней в больнице Петр Василенко, кроме
того, были связаны с партизанами отряда имени М. В. Фрунзе.
Патриоты помогли бежать из города в отряд 48 военнопленным.
В июле 1942 года гитлеровцы устроили на площади Свободы
публичную казнь трех партизан, захваченных во время
карательной акции. Их вели от тюрьмы к площади по улице
Советской сквозь коридор из выстроившихся полицейских и
жандармов. Вернее, шли двое — шли и несли на носилках тяжело
раненного третьего. Партизаны мужественно приняли смерть, не
предав своих товарищей.
До 1941 года в Кобрине проживало значительное количество
еврейского населения. Сразу же после оккупации немцы
определили границы гетто, куда согнали лиц еврейской
национальности, разделив их на две группы. Первую группу
составили те, кто имел профессию, были людьми мастеровыми.
Их поместили в гетто "А" — квартал, ограниченный улицами
Суворова, Интернациональной, Октябрьской, Первомайской,
Кирова. Не имевшие специальности оказались в гетто "Б". Оно
начиналось от площади Свободы, занимало участок по левой
стороне улицы Советской, включало улицы Спортивную,
Белорусскую, 17 Сентября и заканчивалось берегом Мухавца.
Весной 1942 года обитателей гетто "Б" — 1800 человек Щ
погнали на вокзал и по железной дороге доставили до станции
Бронная Гора. Здесь они все были расстреляны.
Гетто "А" — труд населявших его людей использовался
оккупантами — просуществовало несколько дольше — до осени
1942 года. А затем свыше 4 тысяч человек, содержавшихся
здесь, были расстреляны на южной окраине города. Трупы
свалили в три огромные траншеи, едва присыпав сверху землей.
Весной 1944 года, предчувствуя приближение расплаты, фашисты
спешно пытались уничтожить следы своих преступлений. Из
кобринской тюрьмы пригнали 80 заключенных и заставили их
раскопать эти траншеи, извлечь полуразложившиеся трупы, а
затем, сложив штабелями, сжечь. Следом были расстреляны и
сожжены заключенные. Несколько дней ветер гнал на город
густой, удушливый дым. Но скрыть преступление фашистам не
удалось: о нем говорили свидетели на Нюрнбергском процессе.
С весны 1943 года подпольное антифашистское и партизанское
движение в Кобрине и окрестностях стало более
организованным. Это связано с тем, что в районе Выгоновского
озера обосновался Брестский подпольный обком партии —
надежный координирующий центр, областной партизанский штаб.
Первым его секретарем и командиром партизанского соединения
Брестской области стал С. И. Сикорский, заместителем по
общим вопросам — секретарь обкома И. И. Бобров, начальником
штаба соединения — П. В. Пронягин. В состав бюро обкома
вошла А. И. Федосюк, которой было поручено провести работу
по воссозданию подпольной коммунистической организации в
Кобринском и соседних районах. Борьба на оккупированной
территории вступала в организационно новый этап.
Большую помощь кобринскому подполью оказывали
разведывательно-диверсионные группы А. Никитина и В.
Савельева. На встречах с руководством антифашистского
комитета в Турной было решено провести в Кобрине несколько
крупных диверсий. Для этого в город необходимо было
переправить мины с часовым механизмом. Их доставляли А. Н.
Куреша (перевозил через охраняемый мост в телеге со снопами)
и Ольга Кравчук (прельщая полицейских салом и яйцами, она
всегда избегала осмотра). Мария Карпук, получив от Ольги
смертоносный груз, прятала его у себя до тех пор, пока не
приходило время использовать мины по назначению.
Однажды по городу разнеслась весть, что гестаповцы
арестовали какого-то подпольщика, пытавшегося бежать на
машине к партизанам. Вскоре весть подтвердилась: фашистам
удалось выследить комсомольца-подпольщика Павла Гетмана,
который, выполняя задание партизан, подложил мину в машину
гебитс-комиссара Панцира. Его жестоко пытали. Не добившись
от мужественного патриота никаких признаний, гитлеровцы
вывели его на тюремный двор и спустили не кормленных
несколько дней овчарок.
Гибель прекрасно законспирированного подпольщика явилась
подтверждением уже существовавшего предположения, что в
Кобрине действует агент службы СД. Антифашистский комитет и
разведчики Никитина стали тщательно собирать сведения. А они
были весьма скудные. Стало известно, что агент свободно
владеет русским языком, часто меняет свой внешний облик,
хорошо ориентируется в местной обстановке и запросто вхож в
кабинет к шефу СД Бичману.
... Алексей Куреша, передав мины Петру Василенко и Галине
Арбузовой, вскоре почувствовал за собой слежку. Предупредить
товарищей уже возможности не было. Тем временем Арбузова и
Василенко приступили к осуществлению операции — готовили
взрыв топливного склада на территории военно- ремонтных
мастерских. Все шло удачно: они проделали лаз под
ограждением, закрепили мину под цистерной и благополучно
отошли. В ночное небо взвился огромный огненный столб, потом
еще и еще. Пожар на базе продолжался до полудня следующего
дня.
Арбузова и Василенко, не предчувствуя беды, спокойно
разошлись по домам, хотя знали о приказе антифашистского
комитета: после выполнения задания немедленно покинуть
город. Удача, как это подчас бывает, создавала видимость
безопасности, безотлагательно толкала на новые дела. Утром
Василенко отправился на работу в больницу, где его
арестовали. Галина, узнав о беде, поторопилась выскользнуть
из Кобрина. Но на Пинском мосту ее схватили вместе с
маленькой дочкой
Жанной. Гестапо уже получило о подпольщиках данные от агента
СД. В тюрьме их пытали, но ничего не добились. Жанну удалось
спасти. 13 августа 1943 года Галину Арбузову и Петра
Василенко расстреляли у деревни Патрики.
В ответ на гибель патриотов в городе прогремели взрывы:
подпольщики уничтожили мельницу, антифашист Т. Горбатовский
в самом центре подорвал столб с распределительным Телефонным
узлом, миной А. М. Столинекого была разрушена немецкая
пекарня, взорвалась мина и в квартире фашистского чиновника
Адольфа Реентропа (он, правда, не пострадал, но погибла вся
его охрана). Тадеуш Горбатовский вскоре был схвачен — к нему
тоже потянулся след, указанный агентом СД.
Из Турной предупреждали через связных, что в кобринскую
организацию проник агент, просили быть очень осторожными,
тщательно проверять новых людей. Но гестапо уже многое
знало. Вслед за Т. Горбатовским в его сети попали А.
Столинский, А. Веремчук, Л. Малафеюк, А. Белецкий, А.
Савосик. Аресты следовали один за другим. Нужно было уходить
из города. Но смог уйти только А. Н. Куреша, прибывший в
отряд имени В. И. Чапаева.
Накануне Галина Шабловская сообщила руководству турнянского
комитета, что ее городская связная Ольга Лопатина
познакомилась с неким Глебом. Тот настойчиво просил свести
его с партизанами, обещал достать питание к приемнику.
Подпольщики решили проверить его, а Шабловской и Лопатиной
строго приказали не входить ни с кем из подполья в контакт.
К сожалению, приказ этот был нарушен. Г. Шабловская после
некоторого времени все же решила проведать О. Лопатину. К
ним заглянула и жившая по соседству подпольщица К. Майорова.
Едва она вошла в квартиру Лопатиной, как все трое были
схвачены гестаповцами. После жестоких пыток подполь¬щиц
расстреляли.
Группе Никитина было поручено во что бы то ни стало
выследить и взять матерого фашистского агента. Приметы
"Глеба" уже были известны разведчикам. Однажды из деревни
Камень сообщили, что там видели незнакомого человека,
похожего на разыскиваемого агента. А. Никитин вместе с двумя
разведчиками быстро направился туда. Здесь их встретил
связной, указавший, куда следовал незнакомец,
отрекомендовавшийся партизаном. Настигли его на повороте
дороги, ведущей на деревню Октябрь, однако взять оказалось
непросто: он был хитер и тренирован. Гитлеровскому шпиону
удалось вырваться, он едва не скрылся, но был настигнут
автоматной очередью А. Никитина. Документы, обнаруженные при
нем, подтвердили, что это был именно тот, кто причинил
столько бед кобринскому подполью — сверхсекретный агент
гестапо и СД Иоганн Шендзелерц.
Шеф СД Бичман, взбешенный потерей своего помощника приказал
казнить всех захваченных подпольщиков. Бесследно исчезли и
члены семей казненных. Лишь позднее, когда Кобрин был
освобожден, их судьба стала известна. Красноармейцы обратили
внимание на большую клумбу с цветами посреди тюремного
двора. Раскопали. Оказалось, что клумба прикрыла глубокую
яму, наполненную телами замученных женщин и детей.
Антифашисты решили отомстить палачу Бичману. У подпольщиков
через связную Е. Лисовскую был налажен контакт с немецким
солдатом, служившим в авиационной части, — Максом Абенцем.
Его отец, участник ноябрьской революции в Германии, погиб в
1918 году. Лисовская, хорошо владевшая немецким языком,
выяснила, что Макс хотел бы помочь чем- нибудь антифашистам.
Ему-то и предложили уничтожить Бичмана. В новогоднюю ночь
1944 года Абенц в составе патруля обходил город. Заметив,
что у шефа СД плохо закрыты окна, он вошел в его квартиру и
сделал замечание о нарушении светомаскировки. Бичман
вскипел: какой-то солдат смеет ему указывать!
Воспользовавшись скандалом как поводом, Макс Абенц выстрелил
в шефа службы безопасности. Дальнейшая судьба немецкого
антифашиста неизвестна. Гестаповцам удалось задержать
Екатерину Лисовскую. Возможно, им стало известно о ее
контактах с Максом Абенцем. После пыток отважную подпольщицу
расстреляли.
Фашисты на некоторое время притихли. С наступлением темноты
никто из офицеров и чиновников не рисковал выходить на
улицу. Их дома были снабжены разного рода защитными
устройствами, усилилась патрульная служба. В город прибыло
несколько спецкоманд по борьбе с "саботажниками".
Как ни старались оккупанты изощренными репрессиями подавить
антифашистское движение и истребить подполье, это им не
удалось. На смену погибшим приходили новые борцы. Продолжал
действовать антифашистский комитет в деревне Турная.
Координация, взаимосвязь действий подпольщиков и партизан
улучшились, увеличилась их целенаправленность в связи с
воссозданием в ноябре 1943 года Кобринского райкома КП/б/Б.
Его первым секретарем стала Александра Ивановна Федосюк — в
прошлом член КПЗ Б, активный строитель Советской власти на
Кобринщине в 1939—1940 годах.
Партизаны держали под контролем большинство шоссейных дорог,
идущих из Кобрина на Пружаны, Малориту и Дывин. По
Московскому шоссе немцы могли продвигаться только под
усиленной охраной. Регулярно наносились удары по
железнодорожным магистралям. За время оккупации на участке
Кобрин—Пинск было пущено под откос 398 вражеских эшелонов.
Не допустили партизаны активного использования гитлеровцами
Днепро-Бугского канала, рядом удачных операций они надежно
законсервировали его до момента освобождения Кобринского
района Красной Армией.
На Кобринской железнодорожной станции действовала подпольная
антифашистская группа, которую' возглавлял Степан Климук. В
нее входили также М. Игнатюк и П. Нагорный. Группа долго не
имела связи с другими подпольщиками города и действовала
самостоятельно. Осенью 1943 года в районе Кобрина под бомбы
советских самолетов попал немецкий эшелон. В нескольких
вагонах находились женщины из Киева, которых везли в
Германию. Их оставили на принудительные работы, поселив в
деревне Лепесы, рядом с городом. Зимой 1944 года через
подпольщиков-железнодорожников с ними был установлен контакт
наших разведчиков, заброшенных в тыл.
В Лепесы по частям было передано большое количество тола. А.
Данилевская и С. Бихерт, которые работали на территории.
военного городка в пошивочной мастерской, ухитрились
перенестивесь этот тол в подвал штаба немецкой танковой
части. В конце апреля 1944 года в здании штаба проходило
военное совещание. Собралось много вражеских офицеров.
Немедленно в тол была заложена мина. Мощный взрыв разметал
штаб со всеми находившимися там чинами.
Имея взрывчатку, получила возможность для более эффективных
действий и группа С. Климука. Подпольщики стали периодически
выводить из строя железнодорожные стрелки, цеплять мины с
часовым механизмом к составам, проходящим через станцию.
Весной 1944 года оккупанты решили провести широкие
карательные операции. Для этого даже стянули фронтовые части
с танками и самолетами. После тяжелых боев гитлеровцам
удалось оттеснить партизан из южной зоны Кобринщины за
Припять и блокировать бригаду имени В. И. Чапаева в
Дахловском лесу. Но бригада вырвалась из окружения и ушла в
Споровские леса. Оставшись ни с чем, фашисты перевели
карательные отряды в другие районы, что позволило чапаевцам
опять возвратиться на прежние места базирования.
Сведения, накопленные немецкой службой безопасности, указали
фашистам местонахождение руководства антифашистского
подполья — деревня Турная. Акцию по уничтожению подпольной
организации возглавил новый шеф СД Вильч. Батальон
шутцполицаев плотно окружил деревню. В завязавшейся
перестрелке погибли Тимофей Кравчук и Игнат Фисюк, так долго
и успешно руководившие борьбой патриотов- кобринчан.
Вскоре после взрыва в штабе немецкой бригады Вильч приказал
схватить всех подозреваемых в этом деле. Среди арестованных
оказались С. Климук, П. Нагорный, М. Игнатюк, С. Бихерт и А.
Данилевская. 4 мая 1944 года, когда до изгнания фашистской
нечисти с Кобринской земли оставалось менее трех месяцев,
они были повешены на площади Свободы. Сегодня одна из
городских улиц носит имя отважной патриотки Алисы
Данилевской.
Фронт уже неудержимо приближался к Кобрину. Германское
командование решило создать здесь мощные оборонительные
сооружения. Начиная с мая 1944 года стали возводиться
железобетонные и земляные укрепления на подступах и в самом
городе. Враг рассчитывал, что наступление начнется с юга,
где наши войска далеко продвинулись вперед, достигнув
Карпат. На южную окраину города согнали почти все город¬ское
население рыть противотанковые рвы. Группа патриотов по
заданию партизан нанесла на карту оборонительную сеть
противника, указала все пути подхода к городу. Приближался
долгожданный час освобождения.
Вечером 19 июля 1944 года к Кобрину подошли части 61-й
армии, действовавшей в составе 1-го Белорусского фронта.
Перед наступавшими стояла задача: не нанося повреждений
городу, взять его с ходу, одним ударом. На рассвете рота
лейтенанта Я. Ахмедшина захватила плацдарм на левом берегу
Мухавца. Мощным артиллерийским огнем был обработан передний
край обороны противника с востока города, а затем — с его
южной стороны. После этого подразделения 29-го и 37-го
гвардейских стрелковых полков перешли в атаку и ворвались в
город. Квартал за кварталом очищали они от засевших в домах,
окопах и дзотах фашистов. Упорное сопротивление гитлеровцев
подавляли артиллерийским огнем, в ряде случаев воинам
приходилось вызывать огонь на себя. Именно так поступил
гвардии ефрейтор Саранцев, попавший с шестью другими бойцами
в окружение. Он остался жив и продолжал бой.
В одном из домов засела большая группа противника, которую
силами атакующей пехоты никак не удавалось выбить. Тогда с
передовых позиций прямой наводкой по фашистам стали бить
орудия батареи под командованием майора Н. Г. Лысенко. Через
несколько минут гвардейцы снова двинулись вперед. Утром 20
июля город был освобожден.
В Кобрине и окрестностях сражались бойцы 12-й гвардейской
Краснознаменной Пинской и 212-й Кричевской стрелковых
дивизий. За успешные боевые действия двенадцати полкам 61-й
армии было присвоено почетное наименование "Кобринских".
Освобождение Кобрина создало благоприятные условия для
наступления на Брест и выхода на Государственную границу
СССР.
Когда затих бой, из укрытий стали выходить люди. Их было не
так много, как хотелось бы видеть в этот радостный день.
Страшные дни и ночи пережил Кобрин, захваченный гитлеровцами
в числе первых и освобожденный в числе последних советских
городов. 1124 дня фашистской оккупации унесли более 8 тысяч
жизней. В городе и районе погибло более 12 тысяч мирных
жителей. Были разрушены и приведены в негодность треть
жилого фонда, все предприятия промышленности, здание
электростанции, вся почтово-телеграфная связь, железная
дорога и вокзал, мосты.
Ветераны Кобринских полков, освобождающих город в июле 44-го, на встрече 9 мая 1985 года у военно-исторического музея А. В. Суворова
Сразу же начались восстановительные
работы. Конечно, в первую очередь необходимо было ввести в
строй те объекты, которые бы работали для нужд фронта, для
ускорения победы. Таким объектом стал аэродром, с которого
уже в ближайшие дни взлетали краснозвездные истребители.
В составе 149-го Краснознаменного Померанского
истребительного полка, базировавшегося на кобринском
аэродроме, служил пилот Арсений Иванович Морозов. Участник
войны с самого ее начала, он прошел путь от рядового до
заместителя командира эскадрильи. На его счету было 149
боевых вылетов, во время которых он провел 30 воздушных
боев, лично сбил 15 самолетов противника и еще 3 — в группе
с товарищами. 27 июля 1944 года когда начались бои на
подступах к Бресту, Морозов поручил задание штаба фронта
разведать места сосредоточения войск гитлеровцев и их пути
отступления. Это был его 150-й вылет. Сведения после
успешной разведки он уже передал по радио и возвращался на
аэродром. На одной из переправ заметил скопление вражеских
войск и техники. Истребитель понесся над сбившейся колонной,
поливая ее метким огнем. Там, внизу, гремели взрывы, пламя
охватывало машины, метались в панике немцы. Некоторые из них
стали палить из разного оружия по проносившемуся на низкой
высоте самолету. Морозов получил смертельное ранение. Из
последних сил он довел подбитый истребитель до аэродрома.
Когда друзья подбежали к самолету, летчик был мертв.
Посмертно ему присвоено звание Героя Советского Союза.
А. И. Морозова похоронили в центре города в сквере, который
потом стал носить его имя. Впоследствии останки героя
перенесли в братскую могилу советских воинов и партизан,
погибших при освобождении Кобрина, — в сквер имени В. П.
Пуганова.
Наши проеты: Туристический Кобрин | Познай Кобрин Все права защищены © 2011-2017. Все изображения защищены их правообладателями. При копировании материалов активная ссылка на http://ikobrin.ru обязательна.